Мы зависим от вещей.
Нет, не от полновесных вещей, вроде нарезного батона белого хлеба,
полного бумажника или демисезонного пальто на ватной подкладке с
бараньим воротником (ах, хороша штучка, да последняя).
Я говорю о подделках,
цирковых уродцах
мира вещей, пустяковинах, вульгарных клоунах – вроде пятака под пяткой «на счастье» перед экзаменом,
ерунды, которая по десять лет болтается в ящиках стола (выбросить жаль, хотя это пробка от графина разбитого еще на прошлое Рождество) или
о забытой за ненадобностью в чулане детской игрушке. Ну кому, кроме сочинителей сопливых романов, нужен засушенный цветок в молитвеннике, безухий плюшевый медведь или правая перчатка – в то
время как левую благополучно посеяли в театре. И тем не менее именно эти бесполезные вещицы прочно прилипают к человеку, живут собственной
жизнью, вьются вокруг нас и лезут в историю с упорством провинциала, прущего на трамвайную подножку.
Город Троя жил припеваючи, пока к его львиным воротам не подкатили со скрипом деревянного коня, совершенно бесполезную скотину, годную
разве что на дрова.
Ведь надо же было, с поистине античным простодушием, открыть ворота и втащить, наверняка с великим трудом, никому не нужную громоздкую
раскоряку.
Что случилось с Троей упоминать не будем – даже профессор Шлиман с трудом откопал ее через тысячи лет…
Кольца Нибелунгов, виновники стольких неприятностей.
Медная потертая лампа, которую близ Багдада нашел бедняга по имени Аладдин.
Да что эти прославленные безделушки, о которых знают даже школьники – сказки, даже детские сказки заполнены этими причудливыми паразитами.
Зеркальце, которое бесстыдно лжет хорошеньким женщинам, что они на свете всех милее, эта лесть имеет уголовные последствия – отравленные
яблоки и хрустальные гробы.
Шапка–невидимка – мечта карманника и семимильные сапоги – мечта полицейского, который этого карманника ловит.
Голубой цветок, который смеется днем и ночью (вообразите этот ботанический кошмар на собственном подоконнике).
Птица в золотой клетке, которая говорит только чистую правду, как настоящий христианин (полагаю, что до наших дней досадная пташка не дожила –
ей свернули шею после первых двух фраз).
Пузырек с заманчивой надписью «выпей меня» (не забывайте о том, что хлебнув из сосуда с надписью «яд», рано или поздно вы почувствуете
недомогание).
Загадочная трава «сим–сим» или «сезам», которая открывает нам дорогу к сказочным сокровищам и видениям – не мудрено, ведь «сезам» по-арабски
не что иное, как конопля.
Я намеренно молчу о чаше Грааля – потому что о ней наговорено столько, что бедняжка заслужила хоть немного почтительного молчания.
Ну и наконец – железный ключ на голубой ленте.
Вот уж обманщик из обманщиков.
Что нам известно о нем? Он странствует по Логрии с севера на юг и с востока на запад не одну сотню лет, словно назойливое «письмо – счастья», никому еще не принес
ни удачи, ни позора. Ни одного
своего хозяина
не сделал
коронованной
особой или чернокнижником. Если его потереть суконкой не явится даже самый опустившийся и
бесталанный джинн. Ни к одной двери этот ключ не подходит, равно как не годится он и для того, чтобы отпирать сундуки, шкафы и музейные стенды. Это самая
бездарная в мире отмычка – уважающие себя отмычки просто не допустили бы его на свой бульвар преступлений.
Ни в одной каморке
столяра за
картиной изображающей
котелок над огнем не таится волшебная дверь с наконец – то подходящим замком.
Спрашивается, а зачем он вообще нужен, этот железный ключ на голубой ленте?
Не знаю.
О нем известно доподлинно только несколько вещей:
Его нельзя украсть.
Его нельзя купить или продать.
Его нельзя снять с мертвого - он верен хозяину, как собака, и горе мароде-ру. Он рискует получить… Все. Или – ничего. И не забывайте о слове
«кроме».
Ключ на голубой ленте можно только подарить.
Но ведь сотни лет – действительно сотни – а это пропасть дней, часов и времен года – женщины, мужчины, подростки, старики, носят его на шее,
сжимают в кулаке перед тем, как уснуть, не зная, что будет с ними завтра. Прячут под воротниками и шарфами, услышав грохот сапог ночного
жандармского дозора.
Любят, смеются, умирают с голоду, спасаются от погонь в прибрежных камышах, тайком выпрастывают свое единственное никчемное сокровище из–за
ворота и смотрят на него, прежде чем сделать еще один шаг сквозь летний зной или февральскую бурю. Поношенная голубая лента впитывает пот и
кровь, ключ темнеет от соприкосновения с самыми разными телами, которые когда - либо жили на земле. Его любят.
И дарят.
Обдуманно или по первому порыву.
Юноша после любовной ночи в мансарде снимает ключ с шеи и дарит своей мимолетной подружке.
Старик, умирающий в
богадельне, «Холодный
дом» (где
вы, мистер Чарльз Диккенс), дарит ключ смазливой сиделке, бедной, как церковная мышь.
Благодарная служаночка в крахмальном чепце в укромном уголке усадебного сада одевает ключ на голубой ленте на шею пятнадцатилетнему
кареглазому княжичу.
А все началось с того, что рыжий одноглазый побродяга в зеленой куртке зимним утром среди заснеженных пустошей впервые подарил его
согрешившей королевской невесте.
Рыжий король Арно, король отпетых ребят и уличных девушек, король лунных крыш и ночных майских садов, откуда вы достали этот чертов ключ?
Как он оказался в вашем безденежном кармане – что за двери он отпирал некогда, что за кузнец его выковал, на каком перекрестке стоял дом
этого кузнеца, и о чем он думал, формуя самым нежным из своих молоточков простые очертания ключа.
Кому взбрело в дурную голову сделать ключ без замка?
А скажите мне,
есть ли
ключ, запирающий могилы перед нашими любимыми?
Есть ли ключ, который навсегда замкнет ненависть, подлость, двуличие, непроходимую глупость человеческую, напрасные слезы, пошлость,
войны, эпидемии, нищету, ложь, равнодушие?
Ишь, чего захотел – разве можно навсегда загнать все земные печали в новую шкатулку Пандоры.
Нет.
Это невозможно.
Но я ни о чем не сожалею.
Я начинаю с нуля.
Кто когда-нибудь пробовал украсть, продать или купить надежду?
Ее, подлую, только дарят.
Бог создал надежду прежде Адама и его пресловутого ребра.
Первая жена Адама – Лилит вплетала в смоляные косы надежду, как ленту. Она, счастливая, не знала, что ее потомки вынуждены будут носить
на лацканах пиджака желтую звезду и строиться по двое по черной дороге в Освенцим и Треблинку.
Надежда. Вот, что остается нам, цыганам, евреям, аутсайдерам, детям планеты луна, блистательным джентльменам неудачи, девушкам, которых
никто не целует, бескрылым ангелам.
Надежда.
Ключ на голубой ленте.
Сколько?
Его нельзя купить.
Почём?
Его нельзя продать.
Мертвому ключ не нужен!
Его нельзя снять с мертвого.
На, возьми.
Держи, на память обо мне.
Просто так.
Давайте выпьем за надежду.
За прекрасное Стечение Обстоятельств.
Неизвестно, кто надел тебе на шею ключ на голубой ленте.
Это ничего не значит, это не выделяет тебя среди других, не обещает богатства и славы. Просто сунь руки в карманы худого пальто,
обмотай шею клетчатым шарфом, и выше голову, и пошел, пошел, пошел, хороший мой, этаким рокамболем по тротуару, подмигивая встречным девушкам,
глядя в небо, где стрижи и перистые облака. Ты принял смертельную эстафету, и сегодня ты – кум королю, ты нестриженный, ты – безденежный, ты,
черт побери – возмутительно молодой!
У тебя за плечами – вещевой мешок с пестрыми перчаточными куклами, у тебя за пазухой – запрещенная книжка – самиздат, перед тобой услужливо
расстелены бульвары и переулки, и парки и самые люксембургские сады.
И тебе – восемнадцать лет.
Вот что такое ключ на голубой ленте.
Единственный на свете.
Знаете, Логрия ничем не отличается от любой европейской страны – от России, Англии или Швейцарии…
Кроме… Ну да, есть кое – что кроме…
В Европе настоящее, неподдельное чудо совершается один раз в тысячу лет.
В Логрии – два раза.
Вот и все.
Когда-нибудь вам подарят ключ на голубой ленте.
Сожмите его в кулаке.
Закройте глаза и скажите себе одно самое простое заклинание:
ЭТО ПРОСТО ЖЕЛЕЗНЫЙ КЛЮЧ НА ГОЛУБОЙ ЛЕНТЕ.
Вот тут–то и начнется самое интересное.
Начнется все.
Кроме этой самой штуковины… Забыл, как она называется… Забыл…
Ах, да! Вспомнил!
Начнется все, кроме – смерти.
|