Это начиналось примерно так:
    14 мая. 6:30 часов утра. Ветер юго–восточный, умеренный, солнечно. Барометр, тем не менее, падает.

      Возьмем: французский аккордеон, клавиши фортепиано фирмы «Борд», первоклассная струнная дека, слоновая кость, черное дерево и смешав все это получим, естественно, как воздушный поцелуй,– Вальс.
       Вальс!
     И неторопливо развернем панораму города с птичьего полета в полном воздухе…
      Вот вам пропасть для свободных людей – наберитесь куражу, вдохните, вскиньте руки – и летим, летим!
        К черту! С Богом!
     Карминные черепичные крыши кварталов, дымовые трубы, слезный пронизанный солнцем утренний воздух, изогнутый плавной подковой речной порт – краны, тяжелые баржи, пакгаузы, над которыми вьются чайки, кокетливая белая пристань пароходного вокзала. И великая река – от сердоликового плеса до стального омута, и мелкие волны и барашки облаков на востоке и обросшие бородами водорослей сваи. На Винной набережной – с четырех утра застыли безнадежные удочки городских рыболовов.

       Три разводных моста в дымке, словно в вечной невесомости над водами. Зеленые кляксы парков и скверов, правильные стрелы бульваров – круглые кроны стриженых лип, кстати – в цвету.
        Колокольные башни собора святого Михаила. Университетский городок – россыпь детских кубиков. Нежная зелень кладбищенских делянок (покойтесь в мире), стоянки почтовых дилижансов, полосатые навесы, лазурная штукатурка конюшен – и во дворе моют лоснящихся крутобоких коней – гонят их – рыжих, белых, вороных сквозь шампанские струи из водонапорных колонок.
       Вот голубятни на чердаках – вспыхивают на солнце, поворачивая, стаи трубачей.
        А это что?
       Ну конечно же – окружная тюрьма - двойной забор, песчаная прогулочная площадка – гуськом – по кругу прогуливаются заключенные в полосатых робах с «бубновыми тузами» на спинах. Посередине – сержант охраны, в облачке папиросного дыма. Солнечный зайчик дремлет на его каскетке.

      Крытые рынки, позеленевшая четверка упитанных коней Фаэтона на вершинах Императорского Оперного театра, овалы ипподромных дорожек – и колесо обозрения с кабинками всех цветов радуги над кованой оградой парка аттракционов.

       Трубы окраинных заводских кварталов – вы когда-нибудь замечали, что старинные фабричные здания красного кирпича похожи на средневековые замки какой–нибудь принцессы Шиповничек. Бедная принцесса, она спит и не знает, что в ее замке уже давно обосновалась ткацкая мануфактура или сталепрокатный завод. Гудок, который будит фабричные кварталы.
        И вот - башни, стрельчатые окна, цеха, где под потолком бьются некстати запорхнувшие воробьи, дощатые лесенки на грани взгляда, и все вверх, вверх, вверх, к пока еще синему небу, которое мы с вами сейчас опрокинем, как последнюю рюмку на двоих, чтобы взмыть еще выше, чем возможно.

      Патриархальные предместья, огороды, домики, утопающие в плюще, шток–розах и желтых акациях, домики, гурьбой, как дети, бегущие к Реке вниз по склону.

       А теперь последнее усилие - мы покинем небо, оставим его звездным фрачникам – только что вернувшимся стрижам, мы на вдохе нырнем в этот город – в его живую пеструю густую бессмертную ежедневною – черт бы побрал прилагательные - комедию.
      И увидим  приказчиков, которые моют огромные стекла витрин, и тележки молочниц и зеленщиков, и первый омнибус, который остановился на углу у афишной тумбы – кучер в синем цилиндре со своей двухэтажной высоты правит тремя лошадьми. Кричат газетчики на проспектах, юные мамаши в парижских шляпках, катят свои патентованные коляски под сени парковых платанов, их отпрыски в голубых и розовых чепчиках в унисон чмокают сосками. Дворник с бляхой, отпирает ворота двора, дворняга с миной скучающего аристократа справляет малую нужду рядом с ящиком чистильщика сапог, чиновник в черных очках и вицмундире цвета жухлой травы семенит в присутственное место.

      Два малолетних хулигана играют в ножички на задворках бакалейной лавки, раскатились яблоки по мостовой – а растяпа-фруктовщица, совсем еще девчонка, хохочет на ветру, взмахивая соломенной шляпкой вслед мерно топающему пехотному полку – солдатики шагают на помывку в баню, зажав под мышкой нехитрый скарб – вафельное полотенце, кусок мыла и пемзу.

        И взглянем направо и вверх – там в угловом окне, подперев тучную щеку, тучной рукою горюет под нехитрый мотив итальянской шарманки женщина по имени Марго Большое Сердце. Грязно белая занавеска треплется по ветру. Вспоминает, все вспоминает Марго, зажав в потном кулаке несколько монет. Она завернет их в салфетку и швырнет в колодец двора. Пусть шарманщик выпьет за Марго, вспомнит, каналья, что двадцать лет назад, за один летучий взгляд этой женщины, за один взмах ее точеной отравленной туфельки, за малую толику ее до сих пор легкого дыхания князья совершали безумства… А может быть и нет. А что ей до князей, ей – отяжелевшей красавице, которой так невыносимо теперь ее некогда большое сердце. Больше, чем город, тяжелее, чем земное ядро.
    Тоскует Марго Большое Сердце. Старается шарманщик. В предместьях цветут яблони.

     Истошным гудком будит город старинный марктвеновский пароход, шле-пают по великим водам его колеса…

        Следующая станция - город Таурген.
        Город Быка.
        Столица провинции Малегрин.
        Кто-то переводит это географическое название как «зеленое яблоко».
        Кто-то как «Зеленое зло».
        И каждый переводчик прав.

       Как же люди любят переводы, знаки и названия. А мерзавка - роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет.

       Но наш вальс близится к концу – измаялись мехи аккордеонов, к черту рвутся и кружат черно – белые шахматные клавиши, это наш город, каждый день праздничный, каждый день словно выстрел в висок, теперь – форте, нет, фортиссимо, мы закончим нашу воздушную прогулку.

       Да, здесь, в круглом глубоком дворе с веревочными детскими качелями, бельем, скамейками и кумушками у колодца.
     И так не хочется видеть казенную полицейскую кибитку с номером и бледного (а как же иначе) молодого человека в бистро через дорогу. Он сидит в заношенной синей куртке за стойкой, подперев ладонью худой подбородок.
        Он слышит шарманщика.
        И поглаживает аппетитный бочок запотевшей пивной кружки.
        Русая челка на лбу.
       Кибитка все ближе и в ее мытых боках кружится, кружится, кружится двор.
        Жандармов будет, к примеру, двое.
        Они войдут в бистро плечо о плечо.
        И крепко возьмут молодого человека под локти.
        Он устало закроет глаза.
        Шарманщик отпустит медную ручку.
        Марго Большое Сердце захлопнет оконную створку.
        Щелкнет замок на дверцах полицейской кибитки.
        В недопитой кружке осядет пена.
        И заспанный половой повесит на двери бистро табличку «закрыто».
        Кнут втянет по тощим мослам полицейских кляч.

       И мы никогда не узнаем, как звали того парня в синей куртке, которого два полицейских чина увели рано утром.
       И не узнаем, как назывался переулок с круглым двором и что намалевано на вывеске бистро.

        Мы, жители Империи Логрской, вообще забывчивы и нелюбопытны.
        И летаем только в утренних сумерках, пока не объявлен комендантский час.
         Комендантский вальс.
         Комендантский век.

         А теперь – кода…

      Этот город все еще – город Быка – Таурген – столица Провинции Малегрин. Самый большой провинциальный город Империи.

          Закройте глаза, почтеннейшая публика, не надо на это смотреть…
          Попробуем просто любить.
          Потому что любовь это, кажется, такая штука, в которой есть все.
          Кроме...